Личные данные и родственные связи


Отец

Мать

Янин Прокофий Григорьевич (неизвестно–неизвестно) Янина Матрёна Андреевна (неизвестно–неизвестно)

Трошина Евфросиния Прокофьевна

Родилась: 1890 по-видимому, не ранее середины марта
Cкончалась: ноябрь 1955, Москва
Место погребения: Головинское кладбище, гор. Москва

Месяц и число рождения Евфросинии Прокофьевны неизвестны, но из документов Краснопресненского военкомата (если они точны) следует, что она родилась не ранее середины марта.

Фамилия Янин значительно менее распространена на Орловщине, чем, скажем, Якунин или Якушин, однако заметна. В [КнигаПам1995] приводятся два Яниных—предположительных родственниках Е. П.: один из Софийских Выселков, другой из Зеленого Дубка. То есть, у Е. П. могли иметься погибшие родной дядя по отцу Тихон и двоюродный брат Степан.

Е. П. была очень простая необразованная крестьянка с хорошей душой. Сведений о ней мало. Дочь Евдокия вспоминала, что по пути на работу и с работы крестьянки, в том числе Е. П., хором пели песни. Это могло относиться только к колхозному периоду времени, соответственно году рождения Евдокии. На лесной дороге, когда хотелось пить, Е. П. могла опуститься на колени и пить из лужи через сложенную в несколько слоев тряпочку. В памяти отложилось, как сойдя с дороги в лес, Е. П. возвращалась с веточкой земляники, которую отдавала малолетним дочерям. Веточки земляники — ягодок — всю жизнь любила дочь Анна.

Ни Выселки, ни Дубок не стояли при водоеме, и малолетним детям запомнилась такая процедура мытья. Мать клала на пол солому, ставила на нее детей, набирала в рот воды, брызгала, и так мыла. Возможно, такой способ был обязан земляному полу в доме; в то же время, по одному из нетвердых сообщений дом был каменныйМазанка ?.

В 1935 г. семья перебралась в Москву. Е. П. любила деревню, всю жизнь помнила ее и говорила, что не уехала бы в город ни за что, не будь на то семейных обстоятельствКаких именно — осталось тайной, но несколько неожиданно, что у нее в деревне был с кем-то родственный конфликт. . Поддерживать связь с деревенскими она будет до конца своих дней, но, в деревню, Кажется, больше не вернется, и вообще Москвы не покинет. Переезд упростился тем, что в Москве уже жили старшие дочери Катя, Варя и, возможно, Оля. Мотивы их переезда невыяснены; Варвара ушла из деревни рано, и не сразу в Москву — по комсомольской линии.

Вообще, пути пяти дочерей Е. П. и Виктора Спиридоновича (как и сына) следовали истории страны. Старшая Катя, как и мать, была последовательно верующей, до конца своих дней. Средние Варя и Оля стали коммунистками. Младшие Нюра и Дуся добрались только до комсомола. При том, никаких трений в семье Трошиных на почве такого различия взглядов не было и быть не могло, да и различия, по существу, не было. Все дети были крещеными; по всей вероятности — в Никольской церкви села Бредихина, в которой, по вероятности, Е. П. венчалась со Виктором Спиридоновичем, и, вполне вероятно, была крещена сама.

Фотос 1940 по 1947Фотография с доски почета Силикатного завода.

В Москве семья (мать, отец и двое младших дочерей) сначала поселились в спортзале завода им. ИльичаБывшего Михельсона; известного как место покушения на В. И. Ленина., куда устроился Виктор Спиридонович. По сути это было большое общежитие, где семье выделялся закуток с кроватями, отделенный от остальных занавескамиВозможно, что это был не спортзал, а казарма. В любом случае это считалось, кажется, временным местом размещения вновь прибывших рабочих. . Через непродолжительное время мать устроилась на Силикатный заводРабота на заводе Ильича была связана с выплавкой металла, и была крайне тяжелой, как и бытовые условия — в другом отношении. Силикатный завод был очень грязным производством и широко распространял вокруг себя пыль и вредные примеси в воздухе, но оказался меньшим из двух зол. , и надолго адресом семьи стал Силикатный проезд (Хорошевское шоссе, Силикатный завод № 1, д. 22, кв. 10).

Дом на Силикатном был бараком коммунального проживания: с общей кухней (и умывальником) на этаже и с одной на подъезд уборной между 1-м и 2-м этажами лестничной клеткиУборная типа выгребная яма. В то время подобное жилище было обычным делом для москвичей, преимущественно в первом поколении, и преимущественно в рабочих районах. Коренным образом положение начнет изменяться только с конца 50-х гг., известного запуском строительства пятиэтажек. . В баню надо было ходить достаточно далеко, то ли на завод, то ли к какой-то котельной (откуда забиралась теплая вода).

Отношения между соседями, а особенно между детьми, были самыми безыскусными. Когда у соседей за стенкой появился патефон, Дуся и Нюра в любое время могли входить без приглашения, и слушать, что захотят. При том, это был заводской район а дом при заводе. Соседские мальчики рано приобщались к улице: начинали курить, употреблять спиртное, сквернословить, и так далее. По более поздним воспоминаниям, больше половины дворовых мальчишек, с которыми когда-то играли в общие игры, позже попали в тюрьму. Тем не менее, своих девочек никогда не обижали. Отношение сестер к друзьям детства было соответствующее, они их жалели: хороший парень был, только вот встал на неправильную дорогу. Бесспорно, что решающую роль в построении таких взаимоотношений, сыграла мать. Она подсказывала детям, как себя вести в сложных ситуациях и, несмотря на окружение, дочери до конца своих дней категорически не употребляли бранную лексику. Сказывался и личный пример: Фрося славилась среди соседей тем, что со всеми ладила. Несмотря на сложный состав жильцов, она никогда ни о ком не говорила плохо, ни в глаза, ни за глаза; могли быть только упреки, что кто-то ошибся, смалодушничал, не вытерпел, и так далее. Взамен соседи платили тою же монетою.

Комнату в бараке дали 19 кв. м. на пятерых, но состав постоянно менялся, в значительной мере за счет кратко- или долговременного проживания кого-нибудь из родственников. В этом случае хлеб, который в войну и после получали по карточкам, делили не на 5 частей, а на 6, или даже 7; это считалось в порядке вещей и не вызывало ни протестов, ни, даже, вопросов — при том, что семья голодала. Однажды (после, или в конце войны) к тете Фросе приехал из деревни осиротевший племянник Иван Масякин с намерением жить постоянно (и его со слезами пришлось отправить обратно, потом в детский дом). Вообще, семья Масякиных, потерявшая родителей в войну, считала тетю Фросю своей матерью, и та относилась к малолетним племянникам, как к своим детям. Сразу после войны в квартире на Силикатном достаточно долго будет жить племянница Маша, и ходить в одну школу с Нюрой и Дусей.

Над диваном (ночью служившим кроватью) висел портрет И. В. Сталина и картинка с Мадонной из журнала Огонек. Сталина Е. П. считала святым, а картинка с Мадонной заменяла ей отсутствующую в доме икону. Собственно религиозной литературы не было, но в сундуке (или в шкафу) была припрятана одна Божественная книга, причислявшаяся Е. П. к таковой. Дочь Анна Викторовна (книгу читавшая) с юмором рассказывала, как со временем обнаружила принадлежность Божественной книги перу Л. Н. Толстого.

Поначалу Е. П. устроилась на Силикатный завод на должность рабочей, толкавшей вагонетку. Когда она, по крестьянской простоте, опоздала на 20 минут (или около); ее вынуждены были уволить с этой работы, и перевели в уборщицы. Зарплата заметно уменьшилась, и чтобы сводить концы с концами, Е. П. дополнительно убирала квартиры двух заводских начальников-евреев. С ними она тоже ладила, а они, как видно, ей доверяли, и ее ценили. На хорошем счету Е. П. была на заводе. Ее портрет был на доске почета (вероятно, после войны). По религиозным праздникам ее всегда отпускали пораньше в церковь, а по ее смерти был дан заводской гудок.

Как и для всех, отдельным испытанием стала война. Рассказывают, что когда немцы подошли к Москве, 16 октября в городе случилась паника. Про мать дочери же говорили так: когда несколько дней работы не было, мама сидела дома, и чтобы занять себя, вышивала скатерть. Недошитую скатерть дочери потом разрезали на куски и хранили в качестве семейных реликвий.

Простодушние обнаружилось и в таком поступке: осенью 1941 г. мать, видя приближения немцев, отослала Дусю и Нюру в деревню, где, по ее мнению, должно было быть спокойнее, чем в Москве. В результате, Москву немцы так и не взяли, а в деревне именно в это время побывали (по счастью, безобидно). А были и практичные решения: два раза в течение войны Е. П., в духе времени, посылала дочерей (Ольгу, Нюру, Дусю) в родную деревню за хлебом; те привозили мешок зерна, и это помогло выжить.

Е. П. сильно переживала за пропавшего в октябре 1941 г. сына Сашу. Она не верила, что он погиб, ждала и пыталась разведать судьбу. В 1947 г. (как следует из документов) в райвоенкомате ей сообщили, что он причислен к пропавшим без вести. Документ имеет пометку: претензий не имеет. Речь идет об отказе Е. П. писать прошение на получение пенсии за пропавшего сына. Она надеялась, что сын вернется (и, нуждаясь в деньгах, не стала продавать его пальто, на случай, чтобы Саше было в чем ходить), но тогда и пенсию придется вернутьИз 12 произвольно выбранных документов о пропавших без вести из донесения военкомата, кроме Трошиных от заявлений отказалась еще одна семья. Вообще, наличие этих документов подтверждает, что работа по учету погибших, одна из целей которой была в установлении пенсионного обеспечения их семей, велась с самого начала войны; позже к ним добавилась категория пропавших без вести. В НКО/НКВС/МВС этому служило целое Управление, работавшее в тесном взаимодействии с военкоматами. Это была колоссальная по размаху деятельность, продолжавшаяся еще несколько лет после войны. Для выработки решения о назначении пенсии военкоматами собирались данные об имеющихся заработках ближних родственников убитых или пропавших. Заработок Е. П. указан 250 руб., а дочери Ольги 350. На большую семью этого было крайне мало. Для сравнения, вот цифры заработков по некоторым другим семьям (от двух до пяти человек): 500 руб., 200 руб., 200 руб., 850 руб., 310 руб., 175 + 200 + 250 + 161 руб. (разные члены семьи), и так далее. Еще сравнение: в том же 1947 г. поступивший на первый курс МЭИ будущий зять Е. П. получал стипендию 290 руб. в месяц. В конце этого года произошли отмена карточек, и, заодно, денежная реформа. Для низкооплачиваемых слоев населения (как в данном случае), вдобавок не имеющих денежных сбережений, реформа послужила облегчению жизни, так как заработная плата сохранилась, а некоторые цены снизились. .

Тещей Виктора Владимировича Пржиялковского Е. П. пробыла всего 2 года. Только закончивший передовой вуз страны, зять, по-молодости, посмеивался над ее простотой. Желая ее просветить, он как-то сообщил, что ученые запустили спутник на Луну. Это на месяц, что ли ? переспросила она. В другой раз он попытался уточнить, на чем основывалась ее вера в существование Бога. Ну как же, сослалась на случай из жизни она. Вот, ехали мы как-то с кумом через поле на телеге. А за нами собачка одна увязалась. Все бежит, да бежит. Только я в сторону обернулась, а она пропала. И кругом нет, и спрятаться негде. Ну и как же она могла разом исчезнуть ?

Может, и не стоило бы так поступать, но она и не обижалась, а семья воспринимала такие беседы не более, чем с юмором.

Евфросния Прокофьевна прожила (вслед за многими другими из ее поколения) в тяжелое время нелегкую жизнь, и работала на износ. Она оставила о себе память, в первую очередь, в своих дочерях, которые ее любили и уважали. Она дала им нравственную основу, которую они усвоили, которая их объединяла, и с которой они прожили свои жизни. Судя по всему, эта нравственная основа в деревенской женщине большей частью была обязана ее набожности, пусть непросвещенной. Помимо того, ее постоянно поминали добрым словом Масякины, младшему поколению которых она оказала неоценимую жизненную поддержку.

Семья

Братья, сестры

|Сестра: Масякина Евдокия Прокофьевна (1892–1943)

Известные дальнейшие потомки

Правнуки

Байкова Ольга Валерьевна (1967–)   Шатов Александр Валерьевич (1969–)   Пржиялковский Виктор Владимирович (1982–)   Пржиялковский Ян Владимирович (1983–)   Скороходов Иван Сергеевич (1996–)   Виноградов [...] Алексеевич (неизвестно–1994)   Виноградов Павел Алексеевич (неизвестно–1994)  

Дальние потомки

Байкова Елена Андреевна (1991–)   Байков Артемий Андреевич (1995–)   Пржиялковский Владимир Викторович (2011–)   Пржиялковский Федор Янович (2014–)   Байков Егор Андреевич (неизвестно–)